Дело о смертельной ненависти. Отдел спецрасследований - Елена Феликсовна Корджева
Не интересовались отцом, судя по всему, и Роберта с Калле. Младших же детей Кайсы в расчет вообще принимать не стоило.
— Вот и весь расклад. — Асенька широко развела руками. — Никто больше нам не попался. Считаю, что присмотреться к молодежи имеет прямой смысл.
— Вы уверены? — Это Урмас. С его акцентом прозвучало как «Вы уференны?».
— Нет, — чистосердечно призналась девушка. — Я ни в чем не уверена. Но я рассматриваю три варианта. Версия первая: сумасшедший, который по чистой случайности забрел ночью в дом, случайно убил хозяйку, ударил по голове хозяина и исчез, не оставив следов. Правдоподобно? Как по мне — нет. Версия вторая, не сильно отличающаяся от первой: не сумасшедший, а вполне вменяемый, допустим, игрок в карты, который проиграл чью-то жизнь. У Джордж Элизабет, кажется, было что-то подобное в романе про инспектора Линли. Помните, у него жену так убили? Автор детектива себе такое позволить может, конечно. Но лично я не думаю, что у нас этот самый случай. Еще одна версия — месть. Допустим, кто-то мстил покойной. Эту версию рижский следователь уже рассматривал. Перетряхнул всех: мужа, сына от первого брака, каких-то там еще родственников. Не забыл друзей, подруг, сотрудников, бывших поклонников, о ком, конечно, удалось узнать… Честно все отработал. Но при этом ничто, как говорится, глаз не зацепило. Кроме мужа, естественно. Собственно, мы здесь именно поэтому.
И у меня не идет из головы версия четвертая, стандартная со времен римского права — сколько, кстати, лет этому праву? — «Кому выгодно?». Я смотрю, кому выгодно. И смотрю с совершенно иной точки зрения, с которой рижский следователь категорически не согласен.
— С VIII века до нашей эры. — Это снова Урмас.
— Что до нашей эры?
— Римское право — до нашей эры. — Эстонский акцент был неистребим, но, похоже, этот оперативник тоже был профи. — Да, кому выгодно? Что вы думаете?
В Риге полиция перелопатила все окружение покойной. Единственными выгодоприобретателями можно считать только мужа либо сына. Сына — понятно почему: он неотклоняемый наследник по закону. Но у него алиби: они с девушкой уехали на неделю из холодов в Турцию и вернулись только на следующий день после убийства, прервав отпуск. Причем все это очень четко зафиксировано документально и камерами. Логично, что из подозреваемых единственным остался муж, тем более что он был прямо на месте преступления.
— Хорошо. Допустим, вы верите в то, что убийца не он. Но ведь ему объективно выгодно. — Это уже начальник.
— Согласна. На первый взгляд так и есть. Это если смотреть прямо. А если взглянуть под другим углом зрения? Нестандартно? Получается довольно интересный расклад. Райво приехал в Латвию с более чем серьезным капиталом, который ему достался от продажи эстонской компании. Он вложился, открыл новое дело. А потом познакомился с Викторией. Я внимательно изучила их финансовые отношения — они же вместе уже много лет. Вы знаете, на чье имя записан, допустим дом, где они жили? — Асенька осмотрела присутствующих, которые молча пожимали плечами либо покачали головой. — Пополам, в равных долях! И дом пополам, и квартира в центре Риги пополам, и дачный дом с участком, и салон Виктории, и доходные дома — тоже пополам. Недвижимости очень много. И вся — пополам. Что из этого следует?
— Что из этого следует? — Похоже, Тоомасу было в самом деле интересно.
— А то, что вся доля покойной Виктории Таал делится пополам между мужем и сыном. По самым скромным оценкам, цена всего этого добра — десятки миллионов. Говоря простыми словами, даже после того, как сын Виктории получит свою долю, считаем по минимуму, например, пять миллионов, то и муж станет богаче на пять миллионов. Это по самым скромным расчетам. При том, что он и так не бедствовал. И вот мои вопросы: кому выгодно, чтобы Райво стал богаче? Почему это стало выгодно именно сейчас? Кто и какую выгоду может от этого получить?
— Хм, интересно мыслишь, госпожа Мартинсоне. — Полковник говорил вполне серьезно. — А почему ты смотришь только в сторону Райво? А если кому-то выгодно, что разбогатеет сын?
— Я об этом думала. Такое тоже могло бы быть. Но есть один нюанс: поскольку большая часть недвижимости за исключением нескольких жилых домов и дачи — является коммерческой, есть ограничение: без согласия управляющей компании, то есть самого Райво (одна из его компаний управляет собственностью), даже после вступления во владение сын не сможет ни продать, ни заложить, ни подарить — ничего. Максимум, что ему будет доступно, — это получать доход от аренды. Так он его и сейчас получал, только оформлено было чуть иначе: деньги шли в фонд, которым он мог пользоваться для своей живописи — он художник. Пока, правда, не признанный. Кстати, эта поездка в Турцию тоже считалась не увеселительной, а творческой — ехали за натурой. Мальчик точно не бедствовал. Финансово он, пожалуй, даже потерял, теперь самому придется платить налоги, писать декларации и все такое.
— А девушка его?
— А девушка вообще ни при чем. Это не в смысле «его девушка», а в смысле «модель». Он ее с собой взял, чтобы картину писать. Девушке вообще ничего не светило и не светит.
— Ну, допустим, не сын, не муж, не святой дух… Тогда кому выгодно?
— Я думала, Кайсе. Или ее детям. Мы с Тоомасом вчера посмотрели в эту сторону. Есть довольно перспективные зацепки.
— Что ты имеешь в виду?
— Например, болезнь Кайсы. Я подозревала, что у нее в жизни что-то радикально поменялось, только не знала, что именно. Вчера Тоомас многое накопал. В частности, то, что бывшая жена Райво, оказывается, тяжело больна. И, похоже, это не временное состояние: уж слишком много за последний год анализов, госпитализаций и всякого такого. Согласитесь, тяжелая болезнь матери семейства может послужить весьма серьезным триггером для тех, кто так или иначе зависит от нее.
— Подробнее, пожалуйста.
Местный босс — Асенька никак не могла вспомнить имя, возможно, вчера их не представили, а на табличке прочитать она не догадалась — даже наклонился вперед, невольно демонстрируя интерес.
— У Кайсы четверо детей. Двое старших, Роберта и Калле — от Райво. Роберте только что исполнилось восемнадцать, но она еще школьница. Калле — шестнадцатилетний подросток с полной башкой гормонов, глупости и фатальным отсутствием рядом отца. Учится в школе, но результаты весьма печальные, зато уже был не один привод за хулиганство. Ничего серьезного, просто молодой дурак без должного присмотра. Зато физически весьма развитый.
Тоомас водрузил на доску фотографии Роберты и Калле. Ярко выраженные скандинавы — высокие, крупные, натуральные блондины, они вполне могли бы быть
